Избил — можешь развестись
Петровская эпоха и ранняя Российская империя ознаменовались скорее благими пожеланиями, чем реальными усилиями государства и общества по исправлению нравов. С одной стороны, общество становилось более секулярным и менее патриархальным, с другой — русская деревня, составлявшая почти всё население, жила по заветам предков. Однако эпоха медленно менялась. Разнообразные житейские наставления издавались довольно регулярно, и в них уже содержатся новые предложения.
Там советуют поступать с женой так, чтобы она «любила, почитала и не пужалась» мужа. В середине XVIII века некий автор делает и вовсе прорывное заявление: «В вечную и непременную регулу положи сие: чтобы жены никогда не бить». Для XVIII века это заявление выглядит действительно смелым. Муж, безусловно, рассматривался как глава семьи, но осуждение домашней тирании стало общей линией для тогдашних литераторов — и светских, и духовных.
Тогда же появилась практика разводов в случае «биения» жёнами и мужьями друг друга. Она не была массовой, однако само по себе явление уже не рассматривалось как вариант нормы. Правда, до рассмотрения доходили обычно самые вопиющие случаи.
Монахини Новодевичьего монастыря, например, как-то раз проводили освидетельствование избитой жены, обнаружив перелом ребра, отсутствие двух зубов, повреждение языка… Причём жалобы на такое обращение исходили часто не от крестьянок, а от дворянок, поповских жён и купчих.
В ногу с церковными властями шагали светские.
Екатерина предписывала лишать чести и прав состояния и сажать в тюрьму семейных «изувечников». Пожалуй, это первый случай, когда отечественное законодательство выделило семейное насилие в отдельную категорию правонарушений.
ХIX век принёс в жизнь нечто новое. Письменное право усложнялось, а взгляды общества на возможное и должное менялись. «Уложение о наказаниях» 1845 года демонстрирует уже очень близкую к современной позицию законодателя:
«За жестокое обращение с женой, доказанное обстоятельствами, особенно в случае нанесения ей ран, муж, по жалобе супруги или её родителей, подвергается наказаниям, определённым за тяжкие побои, раны или увечья. Сверх того, если он христианин, то он предаётся церковному покаянию по распоряжению духовного начальства. Тем же наказаниям и на том же основании подвергается жена, которая, пользуясь слабостью своего мужа, дозволит себе нанести ему раны, увечье, тяжкие побои или иное истязание или мучение».
В случае наступления тяжкого вреда здоровью (дефиниция которого без особых изменений перекочевала в современный УК) без вопросов отправляли в Сибирь на каторгу.
В целом Россия в эту эпоху ничем не отличалась от других держав и шла в общем потоке, направленном на неторопливое, но неуклонное смягчение нравов. К концу существования Российской империи общество уже демонстрировало готовность к эмансипации женщин и полному недопущению избиений в семье.
«Мой постылый муж поднимается, за шёлкову плётку принимается…»
Древнерусские памятники права уделяли мало внимания домашнему насилию. Одно из первых упоминаний подобных бытовых драм как проблемы мы находим в знаменитом «Домострое». Этот документ приобрёл мрачную — и в действительности незаслуженную славу.
«Домострой», конечно, не имел законодательной силы. Это сборник рекомендаций, советов и назиданий. Однако он интересен именно как представления о должном и возможном. В наше время разделы этой книги, касающиеся поведения в быту, получили скандальную славу. Кажется, что рекомендации «плетью постегать по вине смотря» или «любя же сына своего, учащай ему раны — и потом не нахвалишься им» не оставляют места для дискуссий.
Однако в действительности автор «Домостроя» как раз старался смягчить нравы. Прочтя этот памятник эпохи целиком, мы обнаружим, что в основном он посвящён вовсе не вопросам битья домочадцев, а теме семейной жизни в целом.
Вопросам насилия в семье там уделяется лишь некоторое — не слишком значительное — место. Причём в первую очередь речь шла именно об ограничении свирепости. Мужу, жене и детям предписывается любить друг друга и вообще мужу на жену не гневатися, а жене на мужа всегды жити в любви и в чистосердии.
Более того, «Домострой» детально перечисляет, чего делать не следует:
Не гневатися ни жене на мужа ни мужу на жену а по всяку вину по уху ни по виденью не бити, ни под сердце кулаком ни пинком ни посохом не колоть никаким железным или деревяным не бить хто с серца или с кручины так бьет многи притчи от того бывают слепота и глухота и руку и ногу вывихнуть и перст и главоболие и зубная болезнь а у беременных жен и детем поврежение бывает во утробе а плетью с наказанием бережно бити, и разумно и болно и страшно и здорова а толко великая вина и кручинавата дело, и за великое, и за страшное ослушание, и небрежение, ино соимя рубашка плеткою вежливенко побить за руки держа по вине смотря.
Да, с современной точки зрения кажутся диковатыми указания не бить по глазам, не избивать жену посохом и не заниматься членовредительством и «вежливенько» работать плетью.
Это, однако, свидетельство мрачных обычаев эпохи. Вся Европа, от Лиссабона до Урала, состояла из людей преимущественно бедных и тёмных, за плечами которых непрерывно стояла смерть. Так что суровые нравы и фоновая жестокость были обычным делом в тогдашних семьях.
На тот момент мало кто нуждался в дополнительном стимулировании, чтобы кого-то бить. А вот ограничить насилие требовалось, и пусть не в рамках нормативно-правового акта, а в неофициальных рекомендациях семейные драки старались ввести в рамки приличия.
Вообще, явление было распространено, к сожалению, повсеместно — семейные драки были обычным делом. Государство по собственной инициативе подключалось к делу только в тех случаях, когда доходило до прямого членовредительства или убийства. Причём наказания в последнем случае различались для мужа и жены: если женщину за мужеубийство советовали закопать живьём в землю (к счастью, в реальности эту варварскую казнь чаще всего заменяли вечным заточением в монастырь), то мужа за аналогичное преступление только били кнутом.
Надо заметить, однако, что XVII век, несмотря на патриархальные нравы, отметился появлением исков жён к мужьям за дурное обращение.
Более того, судебная практика рассмотрения таких дел была довольно обширной. На защите жены, как правило, стояли её родственники, и известны случаи, когда домашних тиранов на полгода-год отправляли в монастырь. Причём жена могла вызволить мужа раньше, для чего составлялась специальная челобитная. Разборы таких дел вели главным образом духовные власти: супруги отвечали за свой брак не только и не столько перед государством, сколько перед небесами.
Ты не идеален. Меняйся!
— Обычно никто не начинает отношения с того, чтобы управлять партнером. Есть ли какие-то красные флаги, предупреждающие об этом?
— Если человек пытается вписать другого в какую-то рамку, в свои представления о том, как надо, значит, в отношениях высока вероятность насилия.
Допустим, мы с вами встречаемся, у меня есть представление об идеальной женщине, а у вас — об идеальном мужчине, мы внешне подходим под представления друг друга. Но в какой-то момент кто-то из нас понимает, что выходит за рамки этого идеального представления. Значит, надо сделать выбор. Можно сказать: «Извини, я думал, ты идеальная, а ты — нет, я пошел искать идеальную». Или согласиться с неидеальностью.
Или же третий вариант, силой вмещать этого человека в рамку. Это насилие.
То есть само ожидание или знание, как должно быть — не насилие. Реализация этого знания против воли другого человека будет насилием.
— Почему тема насилия женщин над мужчинами почти не обсуждается в обществе? Об этом ведь не принято говорить.
— Потому что это вопрос политический. От моих коллег из женских кризисных центров, с кем мы вместе работаем, я слышу, что мужское насилие более опасно, потому что мужчины чаще применяют физическое и сексуализированное насилие. И я согласен с ними.
«Таскал за волосы и ударил ножом, а за стеной — дети». Как жертвы домашнего насилия оказались за решеткой
Да, женщины тоже совершают насилие, и я бы не сказал, что это редкость. Однако не должны ли мы обеспечить безопасность в первую очередь тех, кто в большей опасности, то есть женщин? Вопрос не праздный.
Я слышу еще один аргумент о том, что патриархальное общество тысячелетиями угнетало женщин, которым пришлось найти способ управления мужчиной и стать той самой «шеей» из пословицы. И это то, с чем я согласен. Однако дальше логика развивается так, что раз исторически мужчины угнетали женщин и продолжают это делать, то пока мы не добьемся безопасности последних, о женском насилии в адрес мужчин говорить не стоит.
Не уверен в эффективности этой стратегии, хоть и понимаю, в чем ее смысл. Вероятно, он заключается в том, что, говоря о женском насилии, мы размываем куда более выраженную и имеющую куда более трагичные последствия проблему мужского насилия в адрес женщин.
Быть может, продуктивнее было бы остановить споры о том, кто кого тысячи лет угнетал, а начать с чистого листа.
Важнее развивать чувствительность к насилию здесь и сейчас. Тогда мы сможем заметить насилие в своих действиях и решить, что нужно остановиться.
