Как бизнесмен создал «Школу фермеров» для детей-сирот

Шуфля́дка

Выдвижной ящик стола

Белорусский архивист, историк, этнограф, писатель Михаил Мелешко в рабочем кабинете. Минск, 1927 год  Белорусский государственный архив кинофотофонодокументов

Выше были белорусские слова, слова из трасянки — а теперь вот русское слово, точнее слово из белорусского региолекта   русского языка. Не секрет, что абсолютное большинство белорусов русскоязычные, но белорусский русский — как и в российских регионах — несколько отличается от литературной нормы.

Кроме белорусского акцента разной силы, который присутствует у старшего поколения и жителей небольших городов, в белорусском русском есть несколь­ко десятков регионализмов: слов, не встречающихся или почти не встречаю­щихся за пределами Беларуси. Какими-то из них белорусы гордятся и хваста­ются перед российскими друзьями   — самый известный пример, пожалуй, шуфлядка, «выдвижной ящик стола» (в украинском русском оно тоже есть, но в ином виде — шухлядка).

Многие даже не по­дозревают, что большинство регионализмов — это не общерусские слова: шильда («табличка на здании или кабинете»), гольф («водолазка»), с большего («в основном»), ссобойка («еда, которая берется на работу или учебу»), стирка — реже стёрка, которая есть и в российских регионах («ластик»), хапун («массовое задержание милицией» или «ажиотаж в магазинах»), ляснуться («упасть, удариться, сломаться, сойти с ума»), лахать с чего-то («смеяться над чем-то»; просторечное), тихарь («силовик в штатском»), дать буську («поцеловать»; чаще в общении с детьми), разбурить («разрушить»; в детской речи), математица, русица и т. п. вместо математичка и русичка — и множество других.

Часть этих регионализмов пришла в русскую речь белорусов из белорусского языка (из них часть, в свою очередь, из польского, а туда — из немецкого, например, шуфлядка и шильда), другие же — как ссобойка или гольф — возникли прямо в русском языке.

Тутэ́йшы

Местный, здешний

У костела. Картина Фердинанда Рущица. 1899 год Нацыянальны мастацкі музей Рэспублікі Беларусь

По-белорусски «здесь» — это тут, поэтому «здешний» — это тутэйшы. У простых людей, живших на территории Беларуси, вплоть до советского времени было сложно с национальной самоидентификацией. В 1903 году этнограф Евфимий Карский писал: «В настоящее время простой народ в Белоруссии не знает этого названия .

На вопрос: кто ты? просто­людин отвечает — русский, а если он католик, то называет себя католиком либо поляком; иногда свою родину назовет Литвой, а то и просто скажет, что он „тутэйший“ — здешний, конечно, противополагая себя лицу, говорящему по-великорусски, как пришлому в западном крае».

Так, например, начина­ется одно из главных белорусских стихотворений — «Хто ты гэткі» («Кто ты такой») Янки Купалы, написанное в 1908 году и ставшее песней «Ляписа Трубецкого» в 2013-м:

С языком была примерно такая же история: при переписи населения Российской империи в 1897 году люди пожимали плечами и отвечали: «Мы по-про́сту говорим».

Безусловно, идентификация себя как «здешнего», а своего языка — как «на­шего» или «простого» встречалась и встречается у самых разных народов. Однако у белорусов идея тутэйшасці приобрела статус символа, пройдя путь от критически оцениваемой местечковости до национальной народной гордости, и уже больше века остается темой для полемики: как в 1906 году могла выйти статья «Наша „тутэйшасць“», так и в 2010-м — «Белорусы: „тутэйшыя“ или нация?».

В 1922 году всё тот же Янка Купала написал трагикомедию «Тутэйшыя». Главному герою этой пьесы все равно, живет ли он при польской, немецкой, царской или советской власти, белорус он или нет, — была бы еда и одежда.

Есть среди действующих лиц и два ученых — Восточный и Западный, доказывающие принадлежность Беларуси, соответственно, России или Польше. Тутэйшасць здесь — это беспринципность, покорная готовность подстроиться под любую власть и предать идеалы народа. Пьеса, кстати, была под запретом вплоть до 80-х годов.

А спустя 65 лет, с началом так называемого Второго белорусского возрожде­ния, во многом повторявшего процессы Первого возрождения — националь­ного строительства начала века (см. Свядомы), тутэйшасць сменила коннотации и стала чуть ли не синонимична белорусской самоидентификации.

«Тутэй­шыя» — это литературное общество 1986 года, объединившее белорус­ских писателей, ставших теперь современными классиками. «Я нарадзіўся тут» («Я родился здесь») — легендарный совместный альбом белорусских исполнителей 2000 года, назван­ный критиками «историческим событием не просто для белорусской песенной культуры, а для страны вообще». TUT.by — главный белорусский новостной портал.

«Тутэйшыя» — открывшийся в 2014 году (впрочем, в том же году и закрывшийся) бар, который первым попытался «сделать национальный интерьер не из соломы, прялок и глиняных кувшинов, а из городской культуры начала XX века». И подобных примеров много.

Дажы́нкі

Дожинки

Праздник Дожинки в Глубоком. 1934 год Narodowe Archiwum Cyfrowe

Даж​​​​​​ынкі — праздник конца сбора урожая (собственно, когда дожинают урожай; в российском народном календаре встречаются также варианты Обжинки, Отжинки и Пожинки). В Беларуси Дажынкі — как и Зажынкі, праздник первого снопа, — отмечали с давних времен, причем традиция была абсолютно жива и в советское время.

В современной Беларуси празднование Дожинок перешло на государственный уровень. Каждый год выбирается столица Дожинок (раньше одна, сейчас шесть, по одной в каждой области), и со всей мощью государственной поддержки начинается подготовка.

Само празднование — награждение победителей разных сельскохозяйственных соревнований, выставки народных умельцев, шествия рабочих коллективов и митинг с участием президента, праздничное оформление (скульптуры из соломы, государственный герб из овощей и колбас и подобное) — обычно становится поводом для иронии и злословия жителей крупных городов.

Склонность госаппарата к подобной стилистике мероприятий получила свое название — агротреш (агротрэш). Агротреш, агростайл, агрогламур, агроренессанс — любовь к образованиям с корнем агро- появилась у белорусов в середине 2000-х, после превращения ряда бывших поселков в агрогородки (новый тип сельских поселений) и направления на популяризацию агротуризма в рамках программы возрождения и развития села.

При этом агротреш совсем не обязательно должен быть связан с сельской жизнью: это кричаще оформ­лен­ные квартиры (аналогичное явление в России известно как «колхозный шик»), это коммунальщики, закрашивающие все в розовый цвет, это грузовик с образцами сантехники на параде в День независимости, палатки с ширпотре­бом на городских фестивалях и разнообразные иные проявления.

Своего рода противоположностью агротреша является то, что можно описать белорусским прилагательным выкшталцо́ны. Это слово было заимствовано из польского языка, но по пути поменяло свое значение: если польское wykształcony — это просто «образованный», то в белорусском оно охватывает целый спектр значений, которые примерно соответствуют русским понятиям «элегантный», «изящный», «деликатный», «утонченный».

***

Автор шчыра дзякуе за обсуждение, советы и поддержку Яне Владыко, Марии Бадей, Марии Аксючиц, Юлии Голяк, Любови Вылинской и Алене Пятрович.

Антон Сомин

Мо́ва

Язык

Библия, напечатанная Франциском Скориной из Полоцка — первым белорусским книгопечатником, переведшим Библию на белорусский извод церковно­славян­ского языка. Прага, 1517 год Wikimedia Commons

Хотя дословно мова значит просто «язык», в белорусском дискурсе без уточ­няющих прилагательных это слово используется по отношению именно к белорусскому языку: социальные плакаты «ма-ма = мо-ва. Любіш маму?», вопросы наподобие «Как сказать на мове „чайник“?» (см. ниже), комментарии под новостями — как русско-, так и белорусскоязычные — от «достали уже своей мовай» до «як прыемна чытаць навiну на мове» («как приятно читать новость на мове»).

Белорусскоязычную интеллигенцию, для которой мова — это просто «язык», такое употребление раздражает (не меньше, чем пренебрежительное белмова, идущее от школьного названия предмета), оно ассоциируется с колониальным мышлением: возьмем, мол, слово из языка аборигенов и обозначим их язык этим словом.

И если схожие употребления вроде «говорить на инглише» хотя бы включают в себя самоназвание языка, то для многих белорусско­язычных «мова» в таком значении выглядит совершенно безумно («Как прият­но читать новость на языке!») и четко показывает, насколько неродной стала рóдная мова для самих же белорусов.

Схожее явление — использование белорусских слов для нейминга: банно-оздоровительный комплекс «Лазня», кафе «Кавярня» и т. п. говорящим по-белорусски очень напоминает советские безымянные столовые и бани.

Сраже­ния ведутся и среди самих носителей белорусского. Проблема в том, что бело­русских языков, по сути, два (потому и белорусских «Википедий» столько же). Раскол произошел после реформы 1933 года: формально речь шла только об орфографии, но на деле изменения затронули всё — от грамматики до лек­си­ки.

Поэтому в тематических сообществах не прекращаются споры о том, какой нормой белорусского языка надо пользоваться: школьно-официальной, но испорченной русификацией, или дореформенной, но менее знакомой обыч­ным людям, а также о том, какие слова можно использовать, какие нельзя и что они на самом деле значат.

Битва века: заимствования из русского или заимствования из польского, придуманные неологизмы или возвращенные в употребление архаизмы? Гарба́та — это любой чай, потому что чай — это русизм, или же гарбата — это только травяной, а обычный — это как раз и есть по-белорусски чай? А для его приготовления нужен гарбатнік, чайнік, імбрык или, может быть, запарнік (и делятся ли они по принципу чайника для кипяче­ния и чайника для заваривания)?

Автобусом управляет русский по происхожде­нию вадзіцель или польский кіроўца? Носить трусы или майткі, футболкі (русизм, плохо!), цішоткі/тышоткі (неологизм на основе заимствования, плохо!) или саколкі (наконец-то наше слово, но вот, правда, означает ли оно футболку — или же только майку-алкоголичку?).

Писать судзьдзя («судья») и сьвіньня («свинья») с мягкими знаками (дореформенная орфография — тарашкевица; лучше отражает произношение, но слова более громоздкие) или суддзя и свіння без них (официальная орфография — наркомовка; именно ее учат в школе)? Предметов для таких споров десятки, и конца им не видно.

Беларусь

Карта Беларуси. Минск, 1918 год Wikimedia Commons

Обнаружить название страны в списке слов, помогающих понять националь­ную культуру, довольно странно. Тем не менее это именно такой случай.

В сентябре 1991 года еще в БССР был принят закон, согласно которому страна должна была впредь называться Беларусь, а на другие языки название должно было не переводиться, а транслитерироваться, причем именно с этого вариан­та.

С какими-то языками это действительно случилось: английские Byelorussia (отсюда домен .by) и Belorussia довольно быстро сменились на Belarus (чуть дольше это происходило с названием языка), но в других осталась транслите­рация русского названия (французское Biélorussie) или перевод (немецкое Weißrussland, «Белая Россия»; от этого названия начали отказываться лишь в 2020 году).

В 1995 году русский получил статус второго государственного языка в Беларуси, после чего этот вариант названия оказался зафиксирован уже в официальном русскоязычном документе. Тем не менее в России он прижился плохо.

Для большинства белорусов, особенно родившихся во второй половине 80-х и позже, вариант Белоруссия — советский, устаревший. Использующих его россиян они готовы заподозрить в неуважении и даже имперских амбициях.

Для многих россиян же это не политический вопрос, а лишь вопрос привычки и орфографической традиции (шутка марта 2020 года: коронавирус специаль­но вывели белорусы, чтобы россияне наконец запомнили, что соединительная гласная а все же существует).

В последние несколько лет к вопросу о названии страны добавился более сложный вопрос о написании образованного от него прилагательного и названия национальности: так как это уже не имена соб­ственные, они есть в словарях и, соответственно, написание через а нельзя трактовать иначе как орфографическую ошибку. Тем не менее в белорусских русскоязычных СМИ все шире используются варианты беларус, беларусский и даже беларуский.

Бесконечные и однотипные споры в комментариях о том, как надо писать название белорусского государства (у обеих сторон есть чуть меньше 10 стандартных аргументов в пользу своего варианта), стали настолько культурно значимым явлением, что даже получили собственное оскорби­тельное название — бульбосрачи (см. Бульба).

В августе 2020 года, во время политических протестов в Беларуси, некоторые российские СМИ и рядовые пользователи, поддерживающие протестующих, сделали выбор в пользу написания всех трех слов (Беларусь, беларус, беларусский) через а, что поэт Лев Рубинштейн изящно назвал орфографической эмпатией.

В не самых качественных публицистических текстах часто можно встретить метафорическое название Беларуси — Синеокая   (из-за большого количества озер). А в критических неформальных текстах белорусы нередко иронично используют цитаты из политических речей и социальной рекламы: Страна для жизни, Островок стабильности, Квітнеючая («Процветающая») и другие.

Свядо́мы

Сознательный

Участники оппозиционных протестов в Минске. 2020 год  Сергей Бобылев / ТАСС / Diomedia

Хотя дословно слово свядомы переводится как «сознательный», сейчас оно чаще употребляется в ином значении. Его история примерно такая же, как у более известного в России украинского слова свідомий: еще в начале XX века оно стало эпитетом для людей с высоким уровнем национального самосознания (собственно, само слово свядомы происходит от слова свядомасць, «сознание», которое часто использовалось и используется и в значении «самосознание»; однокоренное русское слово — осведомленный).

Такие люди выступали за неза­висимое белорусское государство, за использование белорусского языка в жизни, за развитие белорусской культуры и т. п. Вероятно, снова в активное употребление слово свядомы вошло в конце 1980-х — начале 1990-х на волне антикоммунистических и зачастую одновременно национал-демократических протестов, став, по сути, во множественном числе обозначением национально ориентированной интеллигенции.

Однако после победы Лукашенко на президентских выборах в середине 90-х в дискурсе власти это слово приобрело отрицательные коннотации: в речи Лукашенко и его сторонников свядомымі стали презрительно называть чуть ли не любую оппозицию, а присутствие этого слова в новостной или аналити­ческой статье на русском (но не на белорусском!) языке сейчас однозначно указывает на вполне определенную политическую позицию ее автора. Вот такой интересный путь семантического развития прошло это слово: от одно­значно положительного значения в белорусском языке до крайне негативного оттенка в русском.

Очень похожая история и у слова змага́р («борец»): в белорусском языке оно используется нейтрально в любых контекстах, аналогично русскому «борцу», но в русскоязычном провластном дискурсе слово змагары также стало исполь­зо­ваться как оскорбительное название оппозиции, а неологизм змагарызм обозначает белорусский национализм в речи его противников.

Бу́льба

Картошка

Бульбаши. Картина неизвестного белорусского художника. Первая половина XX века Галерея живописи «Раритетъ»

Стереотип о любви белорусов к картошке настолько банален и изъезжен, что его даже неловко здесь упоминать. Тем не менее этот стереотип не только живет снаружи, в представлениях других народов о белорусах  , но и пре­крас­но укоренился внутри: белорусы с удовольствием шутят и делают мемы про картошку.

В национальном отборе на «Евро­видение-2019» участвует песня «Potato aka бульба», белорусский офис «Яндекса» публикует исследование «Шутки в сторону: что белорусы ищут в интернете о картошке», в новостном паблике «Чай з малинавым варэннем», наряду с важными событиями, обсу­ждаются новости о том, что Елизавета II отказалась от употребления картошки или что жители одного из киевских домов засадили клумбу картошкой вместо цветов.

Еще одна, кроме усеагульнай млявасці, белорусскоязычная идиома, которая используются даже в русской речи, — это хавайся ў бульбу («прячься в картошку»), означаю­щая, что случилось что-то крайне неприятное. На про­звище бульбаши — хотя оно тоже внешнее и никогда не используется как само­название — белорусы практически не обижаются: выпускаемая в Минске водка «Бульбашъ» тому подтверждение.

Блюда из картошки тоже очень важны, и главное национальное блюдо — это, конечно, драники, оладьи из тертого картофеля с мясной или другой начинкой или без нее.

В белорусских СМИ иногда измеряют инфляцию по индексу дра­ни­ка — за носками от компании Mark Formelle с дранікам на одном и смятанкай на другом велась настоящая охота, потому что они моментально заканчивались в магазинах, а рецептурные споры (с мукой или без муки, с луком или без лука и т. п.) по мощности не уступают российской битве при окрошке.

Вопрос про правиль­ные драники задавался даже потенциальным кандидатам в президенты на выборах 2020 года, и, обсуждая ответ Виктора Бабарико, «Еврорадио» резюмировало: «Но сердца тех, кто не представляет себе драники без муки, яиц или лука, теперь разбиты. Потому что не надо шутить с драниками. Драники — это серьезно. Это святое!»

Пожалуй, есть только один вопрос, который делит белорусов на два лагеря посильнее рецепта настоящих драников: какая сгущенка правильная — рога­чевская или глубокская? Носки с белорусской сгущенкой, разумеется, тоже есть.

Жэстача́йшэ

Жесточайше

Александр Лукашенко косит траву на территории официальной резиденции президента Беларуси «Озерный» в Острошицком городке. 2015 год  Андрей Стасевич / Diomedia

Если выше были только белорусские слова, то это пример слова на трасянке: смешанной русско-белорусской речи с белорусской фонетикой и преимуще­ственно русской грамматикой и лексикой.

Трасянка возникла после войны из-за политики русификации, а также урбанизации: говорившие на белорусских диалектах сельские жители переезжали в русскоязычные города и пытались говорить по-русски. Чистого русского они, конечно, не сумели достичь и пере­дали уже смешанную речь своим детям, которые, таким образом, стали природными носителями трасянки.

В белорусском обществе трасянка ассоциируется с жителями села или малообразованными горожанами — заводскими рабочими или гопниками с окраин. В 2000-е годы трасянка проникает и в массовую сатирическую культуру.

Например, появляется взрослая передача «Калыханка», пародия на вышеупомянутую детскую «Калыханку», которую ведут Саша и Сирожа (последний — лидер «Ляписа Трубецкого» Сергей Михалок): два простых мужика, обсуждающих на трасянке актуальные проблемы — от зубов мудрости до гламура.

Вскоре выходит и диск с их песнями на трасянке, темы и реалии соответствующие: драма в заводской столовке, Новый год с баночкой от шпрот и дырявым носком, чувства к соседке по подъезду в антураже перловки и котлет.

Потом появляется группа «Разбітае сэрца пацана» — как видно из названия, здесь лирические герои несколько иные: «Палюбила гапара, палюбила калдыра» («Полюбила гопаря, полюбила колдыря»)  , «Паўтарашка в руке — ўсё как у людзей» («Полторашка в руке — все как у людей»), «Розавы закат — саацечэсцвенник мой и брат» («Розовый закат — соотечественник мой и брат»).

«Разбітае сэрца пацана». «Палюбила гапара, палюбила калдыра»

Но само слово жэстачайшэ — это не просто абстрактная трасянка или цитата из песен на ней, это Лукашенко.

На самом деле он говорит не на трасянке (грамматика и лексика у него русские), но сильный белорусский акцент в его речи не мог не стать объектом пародий. Жэстачайшэ — часто употребляемое им слово, которое вошло в белорусской дискурс со значением крайней или максимальной степени чего угодно: жэстачайшы факт — стопроцентный, жэстачайшы метал — очень хорошая рок-музыка. Или же когда что-то пошло не так: жэстачайшы рэмонт (см. Дажынкі), жэстачайшы пиар.

Среди других ключевых слов эпохи, позаимствованных у Лукашенко и активно используемых в повседневной речи, — ашчушчэния («ощущения»; могут быть не це, а может быть и ашчушчэние празника), хто-та ўрот («кто-то врет»), настаяшчы («настоящий») и ператрахи­ваць («перетряхивать»).

Трасянка (на письме передается орфографически) часто используется для паро­дийного изображения Лукашенко и некоторых других провластных людей. Например, этот прием использует журналист Алесь Пилецкий в своих миниатюрах из цик­ла #давайпака о президентских разговорах по телефону:

Памярко́ўнасць

Покладистость, умеренность, уступчивость, терпеливость, конформизм

В темнице. Картина Никодима Силивановича. 1874 год Корпоративная коллекция Белгазпромбанка

Труднопереводимое слово, обозначающее, как принято считать, одну из основ­ных характеристик белорусов. Словари в качестве переводных эквивалентов предлагают «покладистость», «сговорчивость», «скромность», «уступчивость», «доброжелательность», «умеренность», но это всё не то: ближе по смыслу были бы, пожалуй, «конформизм», «кротость», «покорность» или нецензурный аналог слова «невыёжистость». Но лучше всего памяркоўнасць иллюстрируется двумя главными внутренними анекдотами:

Когда в 2010 году журналистка Ирина Чернявко объявила конкурс на лучшую идею символа Беларуси для магнита из полимерной глины, драники, аисты, автозаки и прочее с большим отрывом проиграли стулу с гвоздиком .

Белорусы любят иронизировать над своей памяркоўнасцю. В юмористическом новостном паблике «Парція памяркоўных цэнтрыстаў» (ППЦ), который ведется на трасянке (см. Жэстачайшэ), вручается премия «Памяркоўнасць года».

Одна из редких крылатых фраз на белорусском языке — агульная млявасць і абыяка­васць да жыцця (общая вялость и безразличие к жизни»), позаимство­ван­ная из телерекламы экстренной психологической помощи конца 90-х, хорошо вписывается в памяркоўны контекст (и заодно отлично звучит), а в пародии «Порри Гаттер.

Девять подвигов Сена Аесли» белорусских писателей Андрея Жвалевского и Игоря Мытько встречается «редкое заграничное успокаивающее заклинание Усеагульная-млявасть-и-абыякавасть-дажыцця».

Проявлением памяркоўнасці являются и жизненные принципы ну вы же всё панимаити, мая хата з краю и абы чаго не выйшла. Последний — наряду

с абы   не было вайны — очень важен для белорусов, особенно старшего поколения, как часть концепта стабильности (не зря даже саму страну часто иронично называют Островком стабильности, цитируя Лукашенко).

Во время протестов августа 2020 года в соцсетях у белорусов было много удивленных постов о том, что памяркоўнасць, оказывается, имеет свои границы.

Калыха́нка

Колыбельная

Дзед Барадзед. Кадр из детской передачи «Калыханка» телеканала «Беларусь-3»  Белтелерадиокомпания

Калыханка — это и просто колыбельная, и передача белорусского телевидения, аналогичная российской «Спокойной ночи, малыши». Песня «Доўгі дзень» («Долгий день») из финальной заставки с припевом «Баю-бай, баю-бай, / Вачаняты закрывай» («Баю-бай, баю-бай, / Глазки закрывай») уже больше тридцати лет вызывает резкий приступ ностальгии по детству у сотен тысяч белорусов. Ее даже пели на акциях протеста в августе — сентябре 2020 года, только уже с предложением открыть глазки.

Кукольный персонаж Дзед-Барадзед, некоторыми детьми горячо любимый, других же пугавший до слез  , ведущий «Калыханки» Маляваныч, а также инопланетянин Паца-Ваца, который вел передачу «Мультиклуб» в 1990-х и начале 2000-х (и время от времени реинкарнирующийся в современном медиапространстве, а также на носках), — пантеон белорусов позднесовет­ского и постсоветского поколений.