Сама подвергалась насилию, а теперь «бьет» первой
— Расскажите о женщинах, которые обращаются к вам за помощью после того, как подвергали насилию своих партнеров.
— К моему коллеге пришла клиентка с таким запросом. У нее новые отношения, и она чувствует, что угнетает своего партнера, обижает. Она не хочет этого делать, но в прошлых ее отношениях сама подвергалась насилию и чувствует, что теперь настолько напряжена и насторожена, что «бьет» первой. И она сказала: «Я хочу преодолеть тот опыт и стать более естественной и спокойной, чтобы этого человека не обижать». У нее было сильное чувство вины, потому что она понимала, что парень здесь вообще ни при чем.
Я тоже сталкивался с кейсами, когда женщина заявляла о своем насильственном поведении по отношению к партнеру. Чаще всего выяснялось, что либо в текущих отношениях она подвергается насилию, или же в предыдущих отношениях. Иногда таким пациенткам помогает психологическая реабилитация. В ряде случаев этого может быть достаточно для того, чтобы пострадавшая женщина перестала воспроизводить насилие. Хотя так бывает не всегда.
— Что нужно, чтобы человеку удалось помочь?
«Зачем вы миндальничаете с агрессорами?» Психолог, который работает с теми, кто бьет
— Многое можно исправить, если человек этого хочет. Если он готов трудиться, узнавать о себе новое, в том числе неприятное и осуждаемое другими людьми, сталкиваться с самим собой, видеть, как и почему совершал то, что причиняло боль близким. И если на все это хватит сил, то шансы скорректировать свое поведение весьма велики.
— Неважно, мужчина это или женщина, верно?
— Когда мы говорим о консультировании, то говорить о гендере не вполне корректно
Целесообразнее рассматривать то, как человек был социализирован, воспитан, и не столь важно, каков его пол. . Например, есть люди, социализированные по мужскому типу
Им свойственны логичность мышления, решительность, стойкость, нечувствительность и прочие качества, традиционно приписываемые мужчинам. Люди с таким опытом воспитания чаще склонны решать вопрос с помощью силы, а нередко — и с помощью насилия.
Например, есть люди, социализированные по мужскому типу. Им свойственны логичность мышления, решительность, стойкость, нечувствительность и прочие качества, традиционно приписываемые мужчинам. Люди с таким опытом воспитания чаще склонны решать вопрос с помощью силы, а нередко — и с помощью насилия.
Важно понимать, что сила и насилие — разные вещи. Тогда и механизм формирования насильственного поведения у них точно такой же, как и у мужчин, которые социализированы по мужскому типу
И такие женщины не редкость.
— Если они применяют насилие, то в отношении каких мужчин?
— Я бы не стал выделять тип мужчин, к которым чаще применяют насилие. Иначе это перекладывание ответственности за насилие, или виктимблейминг, как пишут в англоязычной литературе.
Но можно говорить о том, что мужчины, склонные к некоторой пассивности, с высоким уровнем тревоги, сомневающиеся в себе, имеют больше шансов на то, чтобы оказаться под насильственным воздействием. Полагаю, это справедливо и для женщин.
Мужчины боятся, что их посчитают слабыми
— Что такое насилие в семье, в вашем понимании?
— Есть разные определения, мне ближе это: насилие — узурпация свободы воли. Ключевой признак — наличие унижения. Человек может чувствовать себя униженным, даже когда другой намеренно его не унижал. Тогда для первого насилие есть, а второй считает, что его не совершал.
Например, муж и жена много лет вместе, он успешен в бизнесе, но при этом — боится глубины. А она любит море, дайвинг. Семья едет отдыхать, и она уговаривает его на погружение. Он жутко боится, но соглашается. Когда он один раз пробовал отказать, она смеялась и унижала его
Теперь представьте, что он увидит ролик на YouTube о том, что важно говорить о своих чувствах, и решится попробовать. Скажет: «Мне страшно, поэтому не хочу»
Тогда она будет издеваться еще больше, потому что он сделает то, что не должен делать мужчина в ее представлении. Зная, что он не может себе позволить признаться ни в одном из страхов, она ставит его в ситуацию, в которой может им управлять.
— Это точно насилие? Может, просто семейный конфликт…
— Конфликт — это некий фон, на котором могут происходить разные вещи. Ссора — тоже фон, но обычно бесцельный, с выплеском эмоций. Конфликт или ссора могут происходить и без унижения другого, поэтому они не равны насилию.
А вот подчинение другого плюс его унижение — это и есть насилие.
— Возможно, многие мужчины не считают ситуации, подобные вашему примеру, насилием…
— Да, скорее всего, не считают. В нашей культуре быть объектом насилия — значит быть слабым, а мужчина слабым быть не должен.
«Он размахнулся ремнем, а я его под мышки, да и на постелю». Как Феодора Никитична насилие в семье победила
Мужчины не называют подобное отношение насилием, но зачастую ощущают именно его.
Например, насилием может стать настойчивое желание женщины обсудить отношения. Ему кажется, что уже все тысячу раз обсудили. А ей все еще что-то надо проговорить.
Насилие всегда идет от сильного к слабому. И в этом примере более сильной можно считать женщину, потому что в области обсуждения чувств ее навык развит, скорее всего, лучше. И если это так, то мужчина может ощущать себя в слабой позиции, потому что понимает, что не может так же легко говорить о чувствах. Ему хочется выйти из этого разговора, но сделать это он не может. Потому что окажется тем, кто обесценивает чувства женщины.
Подавляющее большинство людей, с которыми я сталкиваюсь в работе, живут в мире, в котором «либо ты, либо тебя». Я не берусь судить, насколько это объективно — но в их реальности это так. И сказать о насилии в свой адрес для них значит признать себя слабым.
Новые времена
Советская эпоха перевернула всё. Новое общество стремилось перепрыгнуть как можно большее количество ступенек в историческом развитии. Не остался в стороне и щекотливый вопрос. Телесные наказания и вообще битьё сразу же объявили неприемлемыми, а Наркомпрос рассылал гневные отповеди и инструкции по поводу обращения с ближним:
«Недопустимы телесные наказания и наказания в виде лишения пищи, как несовместимые с общественным строем советского государства».
Вообще, в советской педагогике тема рукоприкладства живо обсуждалась. Например, характерный диалог произошёл во время публичной лекции знаменитого педагога Макаренко:
— Вы помните, вероятно, этот случай в «Педагогической поэме». И многие говорят: вот вы треснули Задорова — и всё пошло хорошо. Значит, нужно трескать.
Вопрос спорный. Ударить человека иногда, может быть, полезно, даже взрослого. Есть такие люди, которым следует набить морду. Но никто не может сказать заранее, полезно это или нет.
Я противник физических методов воздействия. И раньше был противником. Я ударил Задорова не потому, что своим педагогическим разумом пришёл к тому, что это хороший метод. И не потому так благополучно всё кончилось, что это был хороший метод, а потому, что Задоров был благородным человеком. Я Задорова избил, а он протянул мне руку и сказал: всё будет хорошо. Редкий человек способен на это.
Если бы на его месте был Волохов, он зарезал бы меня…
Один этот случай ничего не означает. Может быть, педагог и нарвётся на такое благородное существо: треснет его, а тот ему руку пожмёт. Всё может быть. Но это ничего не доказывает. Вообще физическое наказание как метод я не могу допустить, тем более в семье.
…Я не видел ни одной семьи, где физическое наказание приносило бы пользу.
Правда, о чём часто забывают благонамеренные реформаторы всех эпох, реальность куда более инертна, чем высказываемые из кабинета благие пожелания, а средний уровень родителей или даже учителей далеко не походил на тот, что демонстрировал Макаренко, рефлексировавший по поводу единственной затрещины.
На практике бытовое насилие попадало в фокус внимания общества и правоохранителей, только если пострадавшие несли на себе зримые следы травм. В «Крокодиле» 60-х, например, публиковалась в режиме «вредных советов» памятка хулигану:
Когда ты женщину избил
И уличён на месте был,
Не доходя до прокурора,
Женись на ней без разговора.
Потом дерись: хоть трезв, хоть пьян,
— Ты муж, а муж не хулиган…
Кто взял свидетельство о браке,
Тот состоит в законной драке!
Шутки шутками, а битьё в семье считалось привычным явлением. В результате даже в 80-е годы до половины родителей практиковали телесные наказания, иногда даже без конкретной вины, а ради профилактики.
При этом, если педагогические и социальные практики продвинулись далеко вперёд, уголовное законодательство, наоборот, сначала сделало шаг назад. Из УК РСФСР 1922 года было исключено упоминание о правонарушениях конкретно внутри семьи. Снова к этой теме законодатель вернулся только в 1960 году, когда насилие в отношении близкого родственника стало квалифицирующим, усугубляющим вину признаком.
***
Домашнее насилие — безусловное социальное зло. Ещё советская педагогическая пресса отмечала: «Любые способы насилия, оскорбления, унижения представляют опасность для развивающегося детского организма». К этим словам можно только добавить, что для развитого взрослого организма систематическое насилие над ним также губительно.
Особенно опасно то обстоятельство, что рукоприкладство в семье самовоспроизводится. Дерущиеся отец и мать подают пример для детей, а за избиение отпрысков расплачиваются внуки.
В 80-е годы во время социологического исследования девочка девяти лет простодушно сообщила, что своих детей она, конечно, будет бить: «…как меня мама, что они, лучше, что ли?» Этой инерции поколений может хватить очень надолго. При этом проблема даже не всегда осознаётся как проблема: драки в семье рассматриваются просто как часть жизни, а тумаки, раздаваемые детям, — как элемент педагогики.
Между тем практика телесных воздействий на близких регулярно приводит к смертям, вызывает тяжёлые физические и психические травмы.
